с Киром ни о чем не договаривались, но я почему-то жила с уверенностью, что раз роды уже скоро, то Кир никуда из Москвы не уедет. Мы наконец обустроим детскую и вместе будем ждать рождения Василиски. Это мыслилось мне само собой разумеющимся. Выходит, что я ошибалась. Нет ничего само собой разумеющегося.
– Ты уже принял это предложение? – спросила я.
– Я сказал, что готов их выручить. Понимаешь, с ребятами должен был ехать другой фотограф, но он вчера сломал ногу.
Я молчала, и Кир продолжил:
– Мой ответ им был нужен сразу, и я согласился с ними ехать, но это ничего не значит. Если ты хочешь, чтобы я остался в Москве, я останусь. Позвоню ребятам прямо сейчас и откажусь, никаких проблем.
Мне ли не знать, как нужен ему был такой проект. Мне ли мешать ему ухватиться за шанс, которого он ждал.
– Когда отъезд? – спросила я.
– Послезавтра.
Значит, и детскую мне придется обустраивать одной. Почему-то это обстоятельство стало для меня чувствительнее всего остального. «Ничего страшного, – успокаивала я себя, – куплю все, что нужно, через интернет».
– Прости, что так получилось, – сказал Кир.
– Все нормально, – заверила его я. – А когда обратно?
Кир собирался вернуться перед предполагаемой датой родов. Он сказал мне, что его ничто не остановит приехать и раньше, если потребуется.
– Ты и правда не проклинаешь меня за этот загибон? – спросил он меня.
– Ну что ты, я рада за тебя, – ответила я. И это было правдой.
Мы хорошо простились. То есть с чувством уверенности, что все будет хорошо. Хотя Кир не любил переключений на личные дела, когда работал, он сам вызвался мне «позванивать» с учетом теперешних обстоятельств. Я от этого отказалась, но инициатива Кира была мне приятна. По его требованию я поклялась ему звонить сама всякий раз, когда он будет мне нужен.
22
Когда через пять дней после отъезда Кира я услышала звонок в дверь квартиры, то подумала о нем. Он мог за чем-то вернуться. Больше звонить в мою дверь было некому. Кир так делал: дверь подъезда открывал, пользуясь кодом, а в дверь квартиры звонил, хотя у него был свой ключ. Ему иногда хотелось, чтобы я распахнула перед ним дверь и обрадовалась.
Представляя себе за дверью Кира, я пошла ее открывать, даже не посмотрев в глазок.
А за дверью стояла Элеонора.
– Значит, ты теперь живешь здесь, – бесстрастно сказала она и задержала свой взгляд на моем животе. Мне стало неловко и за мое присутствие в этой квартире, и за то, что я недавно поменяла замок.
– Как видишь.
– Я могу войти?
– Зачем спрашивать? Это и твоя квартира. Я поменяла замок, потому что раз ушла без ключей и не могла войти.
* * *
Она опять была другая. Ее волосы отросли, во взгляде пропала прежняя жесткость. Одета она была теперь в серенькую куртку и широкие черные брюки, которые обращали на себя внимание лишь тем, что были мятые. Мятым выглядел и ее желтый шарф на шее. И никакой лазури.
Я посторонилась, и Элеонора вошла в квартиру. Она сняла сандалии и направилась к двери своей комнаты. Я не успела ее предупредить, что там теперь обосновалась я. Она открыла дверь, увидела другую кровать, а также мои вещи и замялась. Потом Элеонора сняла свой рюкзак и, поставив его на пол у входа, отправилась на кухню. Я услышала из коридора, где так и осталась стоять, как потекла вода из крана. Это вывело меня из оцепенения, и я пошла к ней.
* * *
Элеонора стояла у окна спиной ко мне со стаканом в руке. Я села за стол и стала ждать, когда она обратит на меня внимание.
Поставив пустой стакан в раковину, Элеонора села напротив меня и спросила:
– Ты живешь здесь одна или с кем-то?
Я подумала и решила, что верным ответом будет «одна». В свою очередь я спросила, временно ли она в Москве или приехала насовсем.
– Как получится, – ответила она с заминкой.
– А «Трансформатор»?
– А «Трансформатор» не приехал.
Она холодно ухмыльнулась, и я снова увидела перед собой Малгеру, явившуюся теперь ко мне в другом одеянии. Эта особа не вызывала у меня добрых чувств. Да и занимала меня в тот момент не столько она, сколько последствия ее появления.
Безусловно, я имела такое же право жить в квартире матери, как и Элеонора. И я собиралась это делать, поскольку она больше подходила для жизни с ребенком, чем моя однушка. Но приезд моей сестрицы разбивал это намерение вдребезги. Дело осложняло еще и то, что свою однушку я уже сдала в аренду. Это было, конечно же, поправимо, но не сразу.
Элеонора снова посмотрела на мой живот и спросила:
– Мальчик или девочка?
– Девочка.
– И как ты ее назовешь?
– Василиса.
– Красивое имечко.
В ее взгляде появилась теплота, но лед между нами не тронулся. Она это увидела и встала со стула.
– Я возьму себе мамину комнату. Возражений нет?
– Конечно нет. Но она сейчас пустая. Всю мебель из нее мы выбросили перед ремонтом…
– Мы?! – перебила она меня.
– Я имею в виду отца Василисы. Он живет отдельно. А отремонтированная комната стала бы детской. Но это теперь не имеет значения. Я вернусь в свою квартиру. Сейчас там живут люди, но я с ними все улажу.
У Малгеру потускнели глаза, и я опять увидела Элеонору. Она подумала и сказала:
– Пусть все останется так, как ты задумала. Я найду для себя другое место.
Я, конечно же, почувствовала облегчение. И надо было по меньшей мере поблагодарить Элеонору за готовность взять на себя все тяготы создавшегося положения, но у меня не повернулся язык.
– Ну, если только на время. В ближайшем будущем я перееду обратно к себе, – сказала я.
Мы с Элеонорой вернулись в прихожую, и она стала надевать свой рюкзак. Он был явно тяжелый. Водворяя его на спину, она неловко качнулась в сторону и потеряла равновесие. Я ее подхватила, и наши взгляды встретились.
Как распознаешь одиночество в глазах другого человека? Может быть, по напряжению век? Я увидела, что у Элеоноры сузились глаза, и у меня заныло в груди.
– Тебе есть куда идти?
– Найду.
Когда она уже открывала входную дверь, я сказала:
– Раскладушка все еще лежит в антресоли. И постельное белье на том же месте.
Она на пару мгновений замерла, а потом захлопнула дверь и развернулась ко мне.
– В холодильнике полно еды. Бери там все, что захочешь, – добавила я.
Ее губы дрогнули – наверное, это была улыбка. Я пошла в гостиную за запасным ключом от квартиры. Передав его Элеоноре, я отправилась к себе, в бывшую «девичью».
* * *
Я лежала в постели и прислушивалась, что происходило за дверью. Сначала Элеонора зашла в гостиную, и в квартире какое-то время было тихо. Потом началось движение. По раздававшемуся шуму я определяла, что она делала. Вот она принесла из кухни в коридор табурет, вот достала из антресоли раскладушку и отнесла ее
